Don't look at the rain. Look at the scattering of colorful umbrellas.
Очень понравилась история. Не страшная, а скорее печальная, даже в чем-то светлая и тёплая.
13.04.2013 в 20:27
Пишет Они знают!!!:Мавка предлагает нам окунуться в трогательную и безмятежную атмосферу детства. При чем окунуться в прямом смысле.
Я вообще-то не трусиха. Даже больших собак не боюсь. И мышей не боюсь, и тараканов, и математичку Светлану Борисовну – а ее у нас вся школа боится, даже старшеклассники. И воды я тоже не боюсь. Я ее просто не люблю, воду эту. То есть не то чтобы воду вообще, а реки или там озера всякие. В ванне-то еще ничего: там ведь неглубоко. Вот в реке – другое дело.
читать дальшеОчень мне не нравится, когда дно из-под ног уходит. Вытянешь ногу – а внизу ничего нет, только пальцы холодом обдает. Причем даже если наверху вода теплая, то снизу все равно холодная. Я, конечно, знаю, почему оно так – сверху воду солнце нагревает, а до глубины тепло не доходит – но все равно неприятно как-то. Как будто там, в глубине, все по-другому. А особенно неприятно оттого, что если от берега подальше отплыть, то внизу темно делается и ничего разглядеть нельзя. Как-то мне от этого не по себе становится. Иногда даже кажется, что на меня оттуда кто-то смотрит. Глупо, конечно – там ведь никого нет, только, может, рыбы какие-нибудь или головастики. А все равно жутковато.
Ромка, наоборот, любит заплыть поглубже. Заплывает – и давай кричать: «Эй, Аська! Хорош на мелководье плескаться – плыви сюда давай! Ты что, глубины боишься?» Ну я и плыву. Я же не боюсь, мне просто неприятно. А ему, наоборот – чем глубже, тем лучше.
Вот и когда узнал, что мы летом на дачу к тете Соне поедем, обрадовался ужасно. «Там, – говорит, – река есть, папа рассказывал. Наплаваемся вволю! Наперегонки на другой берег плавать будем!» Только с рекой его обломали. Тетя Соня нам в первый же день сказала – в речке купаться нельзя, там течение сильное и утонуть запросто можно.
Но моего братца, если ему чего в голову втемяшилось, фиг остановишь. Днем на речку незаметно смотаться было нельзя – так он придумал ночью из дома слинять. Тетя Соня на ночь снотворное пьет, это у нас в семье все знают – она сама все время жалуется, что без таблеток заснуть не может. Ну, мы вечером пожелали ей спокойной ночи, дождались, пока в ее комнате свет погаснет, вылезли потихоньку в окно – и деру.
Я вообще-то не очень хотела идти, но не отпускать же Ромку одного. Он, хотя и восьмиклассник, на самом деле сущий ребенок. Мне иногда кажется, что это не он меня на год старше, а я его – на три года, а может и на целых пять. Это потому что мальчики позже девочек взрослеют – так мама говорит.
Ну, пришли мы на речку. Смотрим – а там причал, вроде как для лодок, только старый, в одном месте вообще провалившийся. Наверное, им уже не пользуются давно. Ромка говорит – давай с него нырять! Подошли мы поближе, я смотрю – а вода возле причала темная-темная. Наверное, глубоко там – жуть. Я и до этого-то не очень хотела купаться, а тут мне совсем расхотелось в эту воду лезть. Да еще и с причала. А вдруг там правда течение сильное?
Я и Ромку хотела отговорить, но он меня никогда не слушает. Залез на причал, прыгнул – и давай резвиться в воде, как дельфин.
– Лезь сюда! – кричит. – Водичка теплая, класс!
Залезла я на причал, стою, переминаюсь с ноги на ногу. Ромка уже метров на десять отплыл, а я все никак прыгнуть не могу. Все-таки очень противно, когда вода такая темная. Хотя ночью она, наверное, по-любому темная, даже если глубина небольшая. А все равно неприятно.
И вдруг слышу сзади:
– Ты что, боишься?
Я аж подпрыгнула. Оборачиваюсь – сзади меня мальчик какой-то стоит. Белобрысый такой, в красных плавках. Вроде наш с Ромкой ровесник.
– Ничего я не боюсь! – говорю. – А ты чего ты тут ночью делаешь?
А он смеется:
– А ты что тут делаешь? Плаваю, ясное дело! А что, нельзя?
– Да нет, – говорю, – можно. Плавай на здоровье!
– Ну спасибо, что разрешила! – говорит. И в воду прыгнул – меня брызгами с головы до ног обдало. Потом вынырнул у самого причала и руку мне протягивает:
– Давай, не бойся! Тут неглубоко!
Ну, я присела на корточки, за руку его взяла и спрыгнула. Правда, не так уж и глубоко оказалось.
А он говорит:
– Меня Вадик зовут.
– А меня Ася. Ты где живешь?
– Вон там, в Сосновке.
– А я в Нагорном. Это тоже дачный поселок, рядом с вашим.
– Да я знаю. Я сюда и прошлым летом приезжал, все окрестности излазил.
А тут к нам Ромка подплыл. Познакомились они с Вадиком, и стали мы втроем купаться. Ромка, конечно, сразу:
– Айда на тот берег!
А Вадик головой мотает:
– Нет, ребята, вы лучше далеко от берега не отплывайте. Вы эту речку не знаете, а я ее из нее все прошлое лето не вылезал. Она по виду только маленькая, а на самом деле быстрая. Меня однажды чуть не затянуло.
Кстати, насчет реки – это он правду сказал. Меня однажды тоже чуть не затянуло, хотя я даже на глубину особо не заплывала. Просто шла по грудь в воде, и вдруг бац! – дно под ногами исчезло, и я с головой под воду ушла. Я вообще-то не так уж плохо плаваю, но тут растерялась от неожиданности, стала барахтаться, – а меня течение подхватило и как потащит. Хорошо Вадик тогда рядом оказался. Ромка-то как обычно уплыл куда-то – и привет. Я бы утонула, а он бы даже не заметил.
Но это уже потом было, через неделю. А тогда, в самую первую ночь, мы чуть ли не до утра колобродили. И плавали, и по берегу носились – в общем, не скучали. И с Вадиком мы сразу подружились. Он классный оказался: все время какие-то новые игры выдумывал и историй всяких интересных много-много знал. Начнет рассказывать – заслушаешься.
Потом мы еще много чего придумывали. Надувной мяч из дома притащили, костер на берегу разводили – всего не упомнишь. У нас даже было тайное убежище – в гамаке под причалом, в том месте, где дыра. Это Вадик его там привязал, еще прошлым летом. Если плавать устанешь, а на берег вылезать неохота – сиди себе в гамаке, отдыхай. И с берега тебя никто не увидит. Красота!
Я уже и темной воды бояться перестала. Чего ее бояться, когда рядом друзья и нам так весело?
И Вадику с нами весело было. Он однажды сказал:
– Как все-таки хорошо, ребята, что вы приехали! Я бы тут без вас совсем от скуки свихнулся.
Это правда, кроме нас там детей никаких не было. Многие дачи вообще пустовали.
Вадик тоже только по ночам на реку мог приходить, потому что у него родители – звери. Он в июне экзамен по английскому завалил – так они ему за это все каникулы испортили. Вывезли на дачу, типа, чтобы ребенок свежим воздухом дышал – но гулять толком никуда не пускали. Он нам рассказывал: сидит он целыми днями на веранде и инглиш зубрит. Ну и какая радость от такой дачи? Лучше уж в городе – там хоть Интернет есть.
Поэтому мы к нему в гости ходить не могли – он нас сразу предупредил, что родители нас и на порог не пустят. И он к нам тоже не приходил. Один раз, правда, пришел все-таки на свалку за нашим дачным поселком – мы ему все уши прожужжали о том, как там здорово в прятки играть, и он ухитрился как-то вечером смыться от своих. Мы так классно играли! Потом, правда, пришла тетя Соня и нас отругала, потому что наши вопли по всем дачам было слышно – но вообще весело было.
А ночью того же дня мы опять развели на берегу костер и играли, как будто мы первобытные люди и пляшем ритуальный танец у огня. Потом Ромка в кусты пошел, а я хотела дальше плясать, но споткнулась нечаянно и упала, да еще и Вадика за собой утянула. Повалились мы на песок – и лежим, вставать не спешим. Лежать тоже хорошо. Звезды над головой такие яркие-яркие и близкие – кажется, рукой можно достать. И река в лунном свете серебрится. И у Вадика глаза тоже серебрятся, как вода.
Он мне говорит:
– Ты почему улыбаешься?
– У тебя, – говорю, – глаза как вода.
А он меня за руку взял и смотрит на меня своими серебристыми глазами. И странно как-то смотрит – вроде улыбается, а глаза грустные.
А тут Ромка вернулся. Подкрался незаметно и как заржет:
– Это что тут за любовь-морковь?
Мы с Вадиком сразу стали красные, как вареные раки, и быстро друг от друга отодвинулись – а этот знай себе зубы скалит. Все-таки мама правильно говорит: мальчишки, даже такие взрослые как Ромка, все равно хуже детей маленьких.
А на следующий день тетя Соня вдруг говорит:
– Ну что, завтра домой?
– Как – домой? – говорим.
– Да так. Вы что, забыли, что вас завтра папа забирает?
А мы правда забыли. И не договорились в эту ночь с Вадиком встретиться – в кои-то веки решили просто поспать.
Я говорю:
– Ой, нужно с Вадиком попрощаться! И телефонами обменяться.
А то мы ведь с ним так и не обменялись телефонами. У него все равно мобильника не было – предки отобрали.
Тетя удивилась.
– С каким еще Вадиком?
– Это наш друг, он в Сосновке живет. Помнишь, мы с ним вчера на свалке играли, и ты еще сказала, чтобы мы не кричали?
Тут тетя Соня как-то странно на нас посмотрела и говорит:
– Помню. Только что-то не видела я с вами никакого Вадика. Вас только двое было.
– Ну да, – говорит Ромка, – мы же тогда в прятки играли. Он, наверное, когда ты пришла, как раз прятался, вот ты его и не видела.
Тогда тетя Соня говорит:
– Ну хорошо, – идите прощайтесь, только скорее. Поздно уже.
Вышли мы на улицу и остановились. А куда идти-то? Мы же так и не узнали, где Вадик живет.
Ну, мы подумали немного, и я сообразила.
– Помнишь, – говорю, – этой ночью дождь шел? Когда мы домой возвращались, дорога жутко грязная была. Я еще тогда расстроилась, что босоножки испачкала. Значит, на дороге наши следы должны были отпечататься. Можно его по следам найти, если их не затоптали еще.
Ромка обрадовался.
– Точно! Мы мостик вместе прошли, а потом он налево свернул, а мы – направо. Там как раз развилка – одна дорога к Нагорному идет, а другая к Сосновке. Вот от мостика и начнем. Нам бы хоть примерно узнать, где его дом, а дальше, может, соседи подскажут.
Дошли мы до мостика. Смотрим – что за ерунда! Наши следы есть – идут от моста вправо, к Нагорному. А слева от моста никаких следов нет. А я ведь точно помнила, что Вадик здесь налево свернул – мы всегда на этом месте расставались.
Ромка только руками развел.
– Может, он все-таки раньше свернул?
Перешли мы мостик и дальше пошли. Там следы не везде видно было, но в кое-где они все-таки остались – по этой дороге к реке мало кто ходил, так что их не затоптали. И опять – наши есть, а Вадиковых нет. Как будто нас не трое, а двое было. Так и дошли до самой реки.
Солнце уже почти село. Холодом потянуло. Смотрю, Ромка как-то напрягся.
– Пойдем домой! – говорит. И по сторонам испуганно озирается.
А я тогда еще не очень испугалась, только удивилась сильно. Что за ерунда такая?
– Фигня какая-то! Что он нам, приснился что ли?
– Ага, обоим одновременно. Пошли домой, Аська. Чего тут торчать зря!
– Нет, – говорю, – подожди! Надо же разобраться. Вот, я знаю! Давай проверим, на месте ли гамак. Это ведь Вадик его под причалом привязал, еще до нас. Если и гамака нету – значит все, пора нам в психушку сдаваться.
Ромка ничего проверять не хотел, все домой меня тянул. Но я все-таки залезла на причал. Подошла к дыре и заглянула.
Он там лежал, в гамаке своем. Под водой. Там, под причалом, вода темная, тина кругом, гадость какая-то плавает – ночью-то я этого не видела, а то никогда бы в эту дыру не полезла. Мальки какие-то над ним туда-сюда шмыгают, или, может, головастики – а он тихо так лежит, как будто спит, и глаза закрыты.
Ромку аж затрясло.
– Пойдем, – шепчет, – пойдем скорей отсюда!
Я хотела уйти, честное слово, хотела, – а ноги как будто к причалу приросли.
А он вдруг открыл глаза. Они у него были черные, как вода под причалом, и какие-то жуткие. Как будто в пропасть смотришь.
Я хотела закричать и чувствую – не могу. И пошевелиться не могу. И Ромка рядом застыл, как вкопанный.
А он смотрит на меня этими своими глазами и говорит тихо-тихо:
– Не бойся…
То есть он это не то чтобы сказал – он даже губами не пошевелил, а я все равно услышала.
И руку из-под воды ко мне тянет. А рука у него распухшая вся, в синих пятнах.
Я так, кажется, никогда в жизни не орала. Не помню даже, как мы до дома добежали.
Тетя Соня, конечно, заметила, что на нас лица нет, и стала допытываться, что это с нами такое приключилось. Ромка ей, кажется, что-то наврал про бездомных собак, не помню точно. Я тогда как во сне была.
Ночью мы не спали. Окна все закрыли, шторы задернули, свет включили где только могли. Сидели всю ночь на диване, подскакивая от каждого шороха.
Но ничего не случилось. А утром нас папа домой увез.
Потом, уже через месяц, я тетю Соню расспросила осторожно, и она призналась, что в этой реке в прошлом году какой-то мальчик из Сосновки утонул. Она потому и не хотела чтобы мы в реке купались. А про мальчика этого не рассказывала, чтобы нас не пугать.
Я потом Ромке сказала – он, наверное, потому нам только ночью показывался, что при свете дня видно, какой он на самом деле. А Ромка на меня только руками замахал. «Не хочу, – говорит, – об этом вспоминать. Давай будем считать, что нам это приснилось. Иначе свихнуться можно. И давай не будем больше об этом разговаривать – а то если кто-нибудь услышит, нас вообще в психушку отправят».
Ну, я с ним про это больше и не разговариваю. И ни с кем не разговариваю. Я не хочу в психушку. И плавать я, наверное, никогда уже больше не буду, даже в бассейне.
Только во сне я иногда плыву по ночной реке. Наверху, над головой – звезды, большие и яркие-яркие, а внизу – черная вода, и ничего не видно. Но мне не страшно, только грустно очень. Мне все кажется – смотрит на меня оттуда кто-то.
И глаза у него черные, как вода.
Автор Sangha
URL записиЯ вообще-то не трусиха. Даже больших собак не боюсь. И мышей не боюсь, и тараканов, и математичку Светлану Борисовну – а ее у нас вся школа боится, даже старшеклассники. И воды я тоже не боюсь. Я ее просто не люблю, воду эту. То есть не то чтобы воду вообще, а реки или там озера всякие. В ванне-то еще ничего: там ведь неглубоко. Вот в реке – другое дело.
читать дальшеОчень мне не нравится, когда дно из-под ног уходит. Вытянешь ногу – а внизу ничего нет, только пальцы холодом обдает. Причем даже если наверху вода теплая, то снизу все равно холодная. Я, конечно, знаю, почему оно так – сверху воду солнце нагревает, а до глубины тепло не доходит – но все равно неприятно как-то. Как будто там, в глубине, все по-другому. А особенно неприятно оттого, что если от берега подальше отплыть, то внизу темно делается и ничего разглядеть нельзя. Как-то мне от этого не по себе становится. Иногда даже кажется, что на меня оттуда кто-то смотрит. Глупо, конечно – там ведь никого нет, только, может, рыбы какие-нибудь или головастики. А все равно жутковато.
Ромка, наоборот, любит заплыть поглубже. Заплывает – и давай кричать: «Эй, Аська! Хорош на мелководье плескаться – плыви сюда давай! Ты что, глубины боишься?» Ну я и плыву. Я же не боюсь, мне просто неприятно. А ему, наоборот – чем глубже, тем лучше.
Вот и когда узнал, что мы летом на дачу к тете Соне поедем, обрадовался ужасно. «Там, – говорит, – река есть, папа рассказывал. Наплаваемся вволю! Наперегонки на другой берег плавать будем!» Только с рекой его обломали. Тетя Соня нам в первый же день сказала – в речке купаться нельзя, там течение сильное и утонуть запросто можно.
Но моего братца, если ему чего в голову втемяшилось, фиг остановишь. Днем на речку незаметно смотаться было нельзя – так он придумал ночью из дома слинять. Тетя Соня на ночь снотворное пьет, это у нас в семье все знают – она сама все время жалуется, что без таблеток заснуть не может. Ну, мы вечером пожелали ей спокойной ночи, дождались, пока в ее комнате свет погаснет, вылезли потихоньку в окно – и деру.
Я вообще-то не очень хотела идти, но не отпускать же Ромку одного. Он, хотя и восьмиклассник, на самом деле сущий ребенок. Мне иногда кажется, что это не он меня на год старше, а я его – на три года, а может и на целых пять. Это потому что мальчики позже девочек взрослеют – так мама говорит.
Ну, пришли мы на речку. Смотрим – а там причал, вроде как для лодок, только старый, в одном месте вообще провалившийся. Наверное, им уже не пользуются давно. Ромка говорит – давай с него нырять! Подошли мы поближе, я смотрю – а вода возле причала темная-темная. Наверное, глубоко там – жуть. Я и до этого-то не очень хотела купаться, а тут мне совсем расхотелось в эту воду лезть. Да еще и с причала. А вдруг там правда течение сильное?
Я и Ромку хотела отговорить, но он меня никогда не слушает. Залез на причал, прыгнул – и давай резвиться в воде, как дельфин.
– Лезь сюда! – кричит. – Водичка теплая, класс!
Залезла я на причал, стою, переминаюсь с ноги на ногу. Ромка уже метров на десять отплыл, а я все никак прыгнуть не могу. Все-таки очень противно, когда вода такая темная. Хотя ночью она, наверное, по-любому темная, даже если глубина небольшая. А все равно неприятно.
И вдруг слышу сзади:
– Ты что, боишься?
Я аж подпрыгнула. Оборачиваюсь – сзади меня мальчик какой-то стоит. Белобрысый такой, в красных плавках. Вроде наш с Ромкой ровесник.
– Ничего я не боюсь! – говорю. – А ты чего ты тут ночью делаешь?
А он смеется:
– А ты что тут делаешь? Плаваю, ясное дело! А что, нельзя?
– Да нет, – говорю, – можно. Плавай на здоровье!
– Ну спасибо, что разрешила! – говорит. И в воду прыгнул – меня брызгами с головы до ног обдало. Потом вынырнул у самого причала и руку мне протягивает:
– Давай, не бойся! Тут неглубоко!
Ну, я присела на корточки, за руку его взяла и спрыгнула. Правда, не так уж и глубоко оказалось.
А он говорит:
– Меня Вадик зовут.
– А меня Ася. Ты где живешь?
– Вон там, в Сосновке.
– А я в Нагорном. Это тоже дачный поселок, рядом с вашим.
– Да я знаю. Я сюда и прошлым летом приезжал, все окрестности излазил.
А тут к нам Ромка подплыл. Познакомились они с Вадиком, и стали мы втроем купаться. Ромка, конечно, сразу:
– Айда на тот берег!
А Вадик головой мотает:
– Нет, ребята, вы лучше далеко от берега не отплывайте. Вы эту речку не знаете, а я ее из нее все прошлое лето не вылезал. Она по виду только маленькая, а на самом деле быстрая. Меня однажды чуть не затянуло.
Кстати, насчет реки – это он правду сказал. Меня однажды тоже чуть не затянуло, хотя я даже на глубину особо не заплывала. Просто шла по грудь в воде, и вдруг бац! – дно под ногами исчезло, и я с головой под воду ушла. Я вообще-то не так уж плохо плаваю, но тут растерялась от неожиданности, стала барахтаться, – а меня течение подхватило и как потащит. Хорошо Вадик тогда рядом оказался. Ромка-то как обычно уплыл куда-то – и привет. Я бы утонула, а он бы даже не заметил.
Но это уже потом было, через неделю. А тогда, в самую первую ночь, мы чуть ли не до утра колобродили. И плавали, и по берегу носились – в общем, не скучали. И с Вадиком мы сразу подружились. Он классный оказался: все время какие-то новые игры выдумывал и историй всяких интересных много-много знал. Начнет рассказывать – заслушаешься.
Потом мы еще много чего придумывали. Надувной мяч из дома притащили, костер на берегу разводили – всего не упомнишь. У нас даже было тайное убежище – в гамаке под причалом, в том месте, где дыра. Это Вадик его там привязал, еще прошлым летом. Если плавать устанешь, а на берег вылезать неохота – сиди себе в гамаке, отдыхай. И с берега тебя никто не увидит. Красота!
Я уже и темной воды бояться перестала. Чего ее бояться, когда рядом друзья и нам так весело?
И Вадику с нами весело было. Он однажды сказал:
– Как все-таки хорошо, ребята, что вы приехали! Я бы тут без вас совсем от скуки свихнулся.
Это правда, кроме нас там детей никаких не было. Многие дачи вообще пустовали.
Вадик тоже только по ночам на реку мог приходить, потому что у него родители – звери. Он в июне экзамен по английскому завалил – так они ему за это все каникулы испортили. Вывезли на дачу, типа, чтобы ребенок свежим воздухом дышал – но гулять толком никуда не пускали. Он нам рассказывал: сидит он целыми днями на веранде и инглиш зубрит. Ну и какая радость от такой дачи? Лучше уж в городе – там хоть Интернет есть.
Поэтому мы к нему в гости ходить не могли – он нас сразу предупредил, что родители нас и на порог не пустят. И он к нам тоже не приходил. Один раз, правда, пришел все-таки на свалку за нашим дачным поселком – мы ему все уши прожужжали о том, как там здорово в прятки играть, и он ухитрился как-то вечером смыться от своих. Мы так классно играли! Потом, правда, пришла тетя Соня и нас отругала, потому что наши вопли по всем дачам было слышно – но вообще весело было.
А ночью того же дня мы опять развели на берегу костер и играли, как будто мы первобытные люди и пляшем ритуальный танец у огня. Потом Ромка в кусты пошел, а я хотела дальше плясать, но споткнулась нечаянно и упала, да еще и Вадика за собой утянула. Повалились мы на песок – и лежим, вставать не спешим. Лежать тоже хорошо. Звезды над головой такие яркие-яркие и близкие – кажется, рукой можно достать. И река в лунном свете серебрится. И у Вадика глаза тоже серебрятся, как вода.
Он мне говорит:
– Ты почему улыбаешься?
– У тебя, – говорю, – глаза как вода.
А он меня за руку взял и смотрит на меня своими серебристыми глазами. И странно как-то смотрит – вроде улыбается, а глаза грустные.
А тут Ромка вернулся. Подкрался незаметно и как заржет:
– Это что тут за любовь-морковь?
Мы с Вадиком сразу стали красные, как вареные раки, и быстро друг от друга отодвинулись – а этот знай себе зубы скалит. Все-таки мама правильно говорит: мальчишки, даже такие взрослые как Ромка, все равно хуже детей маленьких.
А на следующий день тетя Соня вдруг говорит:
– Ну что, завтра домой?
– Как – домой? – говорим.
– Да так. Вы что, забыли, что вас завтра папа забирает?
А мы правда забыли. И не договорились в эту ночь с Вадиком встретиться – в кои-то веки решили просто поспать.
Я говорю:
– Ой, нужно с Вадиком попрощаться! И телефонами обменяться.
А то мы ведь с ним так и не обменялись телефонами. У него все равно мобильника не было – предки отобрали.
Тетя удивилась.
– С каким еще Вадиком?
– Это наш друг, он в Сосновке живет. Помнишь, мы с ним вчера на свалке играли, и ты еще сказала, чтобы мы не кричали?
Тут тетя Соня как-то странно на нас посмотрела и говорит:
– Помню. Только что-то не видела я с вами никакого Вадика. Вас только двое было.
– Ну да, – говорит Ромка, – мы же тогда в прятки играли. Он, наверное, когда ты пришла, как раз прятался, вот ты его и не видела.
Тогда тетя Соня говорит:
– Ну хорошо, – идите прощайтесь, только скорее. Поздно уже.
Вышли мы на улицу и остановились. А куда идти-то? Мы же так и не узнали, где Вадик живет.
Ну, мы подумали немного, и я сообразила.
– Помнишь, – говорю, – этой ночью дождь шел? Когда мы домой возвращались, дорога жутко грязная была. Я еще тогда расстроилась, что босоножки испачкала. Значит, на дороге наши следы должны были отпечататься. Можно его по следам найти, если их не затоптали еще.
Ромка обрадовался.
– Точно! Мы мостик вместе прошли, а потом он налево свернул, а мы – направо. Там как раз развилка – одна дорога к Нагорному идет, а другая к Сосновке. Вот от мостика и начнем. Нам бы хоть примерно узнать, где его дом, а дальше, может, соседи подскажут.
Дошли мы до мостика. Смотрим – что за ерунда! Наши следы есть – идут от моста вправо, к Нагорному. А слева от моста никаких следов нет. А я ведь точно помнила, что Вадик здесь налево свернул – мы всегда на этом месте расставались.
Ромка только руками развел.
– Может, он все-таки раньше свернул?
Перешли мы мостик и дальше пошли. Там следы не везде видно было, но в кое-где они все-таки остались – по этой дороге к реке мало кто ходил, так что их не затоптали. И опять – наши есть, а Вадиковых нет. Как будто нас не трое, а двое было. Так и дошли до самой реки.
Солнце уже почти село. Холодом потянуло. Смотрю, Ромка как-то напрягся.
– Пойдем домой! – говорит. И по сторонам испуганно озирается.
А я тогда еще не очень испугалась, только удивилась сильно. Что за ерунда такая?
– Фигня какая-то! Что он нам, приснился что ли?
– Ага, обоим одновременно. Пошли домой, Аська. Чего тут торчать зря!
– Нет, – говорю, – подожди! Надо же разобраться. Вот, я знаю! Давай проверим, на месте ли гамак. Это ведь Вадик его под причалом привязал, еще до нас. Если и гамака нету – значит все, пора нам в психушку сдаваться.
Ромка ничего проверять не хотел, все домой меня тянул. Но я все-таки залезла на причал. Подошла к дыре и заглянула.
Он там лежал, в гамаке своем. Под водой. Там, под причалом, вода темная, тина кругом, гадость какая-то плавает – ночью-то я этого не видела, а то никогда бы в эту дыру не полезла. Мальки какие-то над ним туда-сюда шмыгают, или, может, головастики – а он тихо так лежит, как будто спит, и глаза закрыты.
Ромку аж затрясло.
– Пойдем, – шепчет, – пойдем скорей отсюда!
Я хотела уйти, честное слово, хотела, – а ноги как будто к причалу приросли.
А он вдруг открыл глаза. Они у него были черные, как вода под причалом, и какие-то жуткие. Как будто в пропасть смотришь.
Я хотела закричать и чувствую – не могу. И пошевелиться не могу. И Ромка рядом застыл, как вкопанный.
А он смотрит на меня этими своими глазами и говорит тихо-тихо:
– Не бойся…
То есть он это не то чтобы сказал – он даже губами не пошевелил, а я все равно услышала.
И руку из-под воды ко мне тянет. А рука у него распухшая вся, в синих пятнах.
Я так, кажется, никогда в жизни не орала. Не помню даже, как мы до дома добежали.
Тетя Соня, конечно, заметила, что на нас лица нет, и стала допытываться, что это с нами такое приключилось. Ромка ей, кажется, что-то наврал про бездомных собак, не помню точно. Я тогда как во сне была.
Ночью мы не спали. Окна все закрыли, шторы задернули, свет включили где только могли. Сидели всю ночь на диване, подскакивая от каждого шороха.
Но ничего не случилось. А утром нас папа домой увез.
Потом, уже через месяц, я тетю Соню расспросила осторожно, и она призналась, что в этой реке в прошлом году какой-то мальчик из Сосновки утонул. Она потому и не хотела чтобы мы в реке купались. А про мальчика этого не рассказывала, чтобы нас не пугать.
Я потом Ромке сказала – он, наверное, потому нам только ночью показывался, что при свете дня видно, какой он на самом деле. А Ромка на меня только руками замахал. «Не хочу, – говорит, – об этом вспоминать. Давай будем считать, что нам это приснилось. Иначе свихнуться можно. И давай не будем больше об этом разговаривать – а то если кто-нибудь услышит, нас вообще в психушку отправят».
Ну, я с ним про это больше и не разговариваю. И ни с кем не разговариваю. Я не хочу в психушку. И плавать я, наверное, никогда уже больше не буду, даже в бассейне.
Только во сне я иногда плыву по ночной реке. Наверху, над головой – звезды, большие и яркие-яркие, а внизу – черная вода, и ничего не видно. Но мне не страшно, только грустно очень. Мне все кажется – смотрит на меня оттуда кто-то.
И глаза у него черные, как вода.
Автор Sangha
@темы: ВыТворячество, Написано пером, Интересности